В отзыве.
В отзыве.
«Красный свет» Максима Кантора наделал шуму в наших литературных и исторических кругах. Я редко читаю «шумящие» книги: жду обычно, когда ор и крики стихнут хотя бы чуть. Но для этого романа (?) сделала-таки исключение. И, знаете, о том не пожалела.
Автор грозится написать ещё две книги в продолжение. Ну, его дело. Я бы сократила уже первую часть предполагаемой трилогии: не потому, что мне трудно переваривать большие тексты, а потому, что основные идеи, на мой взгляд, от такого объёма размываются. Впрочем, знаю, что многие, напротив, считают частое повторение матерью учения, а данная книга – не совсем художество, определённые мысли нуждаются не только в авторском развитии, но и закреплении в сознании читателя. Особенно, если это читатель не очень подготовленный по части истории ХХ века.
Дело в том, что именно в прошлом столетии в мире насмерть схватились те, кто считают социальную иерархию единственно возможным и даже справедливым порядком, и те, кто утверждают, что такой порядок и лжив, и бесчеловечен. Равенство – не тождество одинаковости, которой, разумеется, быть не может. Но правильное общество – то, в котором КАЖДЫЙ человек рождается не для того, чтобы стать либо мучителем, либо мучеником (что, конечно, заставляет его зачастую выбрать для себя стан мучителей). А для этого в мире должен быть мир. Но весь век люди гибли миллионами, на всех материках настроили лагерей, где умерщвляли «неправильных» собратьев. В крайнем случае, «цивилизованно» пользовались резервациями для тех, кто умерщвлялся медленно. Ещё в более крайнем случае, рассказывали сказку о равенстве внутри среднего класса, который есть знамя либерального открытого общества. И скромно умалчивали об обществе закрытом, которое может пустить в нищету этот виртуальный средний класс одним незатейливым движением – обнулив акции на биржах. А уж подойдя к нашему этапу цифровых денег в бесконечном кредитовании, можно опробовать ого-го-го какие технологии! Вы полагаете, что стали полноправными свободными собственниками, что ваши ипотечные бумажки – признак вашей состоятельности? А вы не видите, что владеете-то всего набором циферок, которыми денно и нощно занимаются банки, тоже владеющие какими-то циферками, за которые сегодня дают столько-то единичек, а завтра уже нисколько? Там цепочка такая, знаете, интересная, из какого именно корня растёт, ведомо далеко не всем.
В романе мало положительных героев. Странный, серый эдакий, на первый взгляд, следователь Пётр Яковлевич Щербатов, окружённый в своём скромном доме тремя бабусями, ужасающимися тому, как в «Газпроме» придумали уморить всех стариков. Бравые вояки Дешковы, из которых никто выжить не может: неравные бои, репрессии, концлагеря. Семья Рихтеров, настоящих коммунистов – не кровожадных амбициозных дураков, коими склонны рисовать таковых идеологи открытого для простофиль-обывателей общества, а чувствующих не только свою боль и умеющих постоять за человечество, потому что идея гуманизма – это идея равенства. Кантор связывает при этом коммунизм с христианством, считая Иисуса первым социалистом, а Маркса и Ленина – наследниками христианского прочтения истории. Соломон Рихтер (имя, как понимаете, не случайное при подобной трактовке) пишет своему другу Фридриху Холину следующее: «Ты скажешь мне: но ведь культура предполагает неравенство, не могут все люди равно быть талантливы в музыке, врачевании, живописи, науке! Не могут! А значит, основания для неравенства есть, скажешь ты! На это я отвечу – но в любви и защите слабого люди равны! Поэтому величайшей революцией мира я считаю даже не Октябрь Ленина — но революцию Иисуса Христа, которого признаю теперь первым социалистом».
Всем остальным персонажам от автора достаётся изрядно. Современная российская оппозиция – жалкая кучка клоунов-неучей, жадных, пресмыкающихся перед новыми господами, особенно, когда те представляют западный финансовый мир. Так называемая интеллигенция научилась исправно «чесать пятки ворам». Например, многие её представители ублажают учредителя новомодной премии предпринимателя Чпока, в прошлом уголовника, не гнушавшегося выбивать деньги из должников паяльником и утюгом – теперь премиальная статуэтка должна быть выполнена в виде одного из этих культурных инструментов. Бабло – главное мерило для «рукопожатного» человека. И эти люди с удовольствием встречаются где-нибудь на обеде у французского посла, забыв о том, что на митингах против «режима гэбэшных оккупантов» они могут стоять по разные стороны «баррикад». Занятно, что некоторые фамилии встречаются в книге при упоминании разных поколений. Была в 1930-е в «Вечёрке» редакторша Фрумкина, стучавшая на своих коллег, – в наши дни возникает раскрученная «независимая» журналистка Фрумкина. Был в 1940-е жмот и хапуга Панчиков, отобравший последние крохи у крестьянки в избе на постое, – в наши дни читатель встречается с бизнесменом Панчиковым. Перед войной Фридрих Холин, испугавшись репрессивной сталинской машины, отрёкся от отца, публично растоптал его фотографию, – а теперь на митинге кричит о «проклятых жидах» другой Холин, по прозвищу Холокостин. Бойкая француженка Бенуа кокетничает с генералом Власовым, переметнувшимся к Гитлеру, – новоиспечённая либералка Бенуа не брезгует секс-услугами водителя Курбаева, одаривает его всякими милыми безделушками, а потом, возможно, убивает: надоел со своим нытьём. Правда, прогрессивная оппозиция тут же изобретает, что татарин этот – лидер Конгресса мусульманских общин, стало быть, дело политическое, а не уголовное!
Один из самых ярких субъектов в романе, конечно, – секретарь Гитлера Ханфштангель. Историческое, между прочим, лицо. Но Кантор решил продлить ему жизнь, подлинный Ханфштангель, по архивным сведениям, погиб где-то в Западной Европе после Второй мировой войны. В книге же мы частенько встречаемся с ним в начале ХХI века. Он был вывезен на военную базу в США, затем направлен в распоряжение разведки Великобритании. Очень важен для тех, кто сочиняет миф о коммунизме как главной угрозе цивилизации. Писатель делает его ещё и бесстрастным свидетелем преступлений нацизма – возможно, это главная смысловая нагрузка для линии Ханфштангеля. Вообще Кантор, видимо, серьёзно покопался в документах: порой он просто даёт сухие, но пространные справки о значимых эпизодах войны, о закулисных переговорах «союзников» СССР, о статистике польских, немецких, советских лагерей. Пока Сталин истово сражался с ленинской гвардией под видом борьбы с врагами революции, Черчилль (и не только он) готов был пообещать Гитлеру часть африканских колоний в награду за уничтожение Красной России. «В соответствии с приказом № 00447 от 30 июля 1937-го за неполные два года было арестовано 1.575.259 человек – и всякий сотрудник безопасности мог усомниться: в армии Германии полтора миллиона человек, а шпионов на семьдесят пять тысяч больше – как так? », – иронизирует писатель. А грянула война – немецкие танки встретили конницей. Единственная тактика, которую могли в первые годы применить советские командиры, – отступление с максимальным выматыванием противника.
Те, кто пытаются объявить, что нацизм и коммунизм суть явления одного рода, и более того, Гитлер есть порождение Сталина, не просто заблуждаются. Они клевещут. Если уж что и породило Гитлера с его истериками о сверхчеловеке, то это деление людей на «чистых» и «нечистых», «высших» и «низших» – изначально, от природы. Коммунисты открыто заявили, что все люди равны. И Сталин при всей своей властности и хитрости вынужден был «оправдываться» за лагеря (и даже называть их трудовыми, обратите внимание) перед теми, кто сочувствовал коммунистической идее. Гитлер же создал лагеря смерти – бесповоротно. «Недочеловеки», к которым в первую очередь причислялись евреи, славяне, коммунисты, либо сразу уничтожались, либо «трудились», перетаскивая камни туда и обратно. Вот цитата из речи Гитлера 1941 года: «Идет борьба двух мировоззрений. Произнесен уничтожающий приговор большевизму как антиобщественному преступному движению. Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и никогда не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Мы ведем войну не для того, чтобы сохранять врага. Требуется уничтожение большевистских комиссаров и большевистской интеллигенции. Нельзя допустить образования новой интеллигенции. Нам достаточно и примитивной социалистической интеллигенции. Борьба должна вестись против яда разложения. Это не вопрос военного суда».
А вот что говорит Ханфштангель английскому майору Ричардсу в ответ на предложение описать в воспоминаниях, как Сталин и Гитлер договаривались перед Второй мировой об общих интересах: «Вы виртуозно научились использовать революции. Вы научились провоцировать их — и затем переводить в войну. Вы зажгли Восток вновь, вы готовы вооружать ислам, чтобы потом получать мандат на убийство мусульман... Вы разрушите Сирию, Ливию... И вы шагнете далеко... В Африку, до Уральских гор, и еще дальше... И вы снова вырвете у истории господство... » Почему снова? Потому что в Нюрнберге осудили далеко не всех нацистских преступников. А тех, кого всё-таки осудили, уже в конце 1940-х – начале 1950-х массово выпускали из тюрем и давали прибежище везде, где им удобно было находиться. Вот и печально известный доктор Менгеле спокойно дожил до 1979 года, его никто не тронул. Сколько детских жизней у него на счету?
Капитализм не против нацизма. Это ведь очень древний метод – разделяй и властвуй. Пока они там, внизу, выясняют, чей идол божественнее, пока они измеряют длину носов и вес мозга, пока они верят в могущественность циферок на своём пластике, выданном им в кредит ворами, – мы, полсотни «рукопожатных» семейств, будем загорать, попивать, инсталировать синие кубики с зелёными тряпочками, и пусть они не спрашивают, зачем мы продаём добрым людям тонны герыча или тысячи боевых вертолётов. Война – война лучше мира, она всегда приносит прибыль. «Людям объяснили, что война лучше революции. Война, сказали людям, возникает по необходимости защитить завоевания цивилизации перед варварством; а революция, напротив, есть атака варварства на цивилизацию. Среднему классу дали понять, что он представляет цивилизацию и существует благодаря ей», – поясняет Кантор. Ну, а коммунизм – это движение варваров, его представители ведь хотят всё у всех отобрать и загнать свободолюбивый, но глухой к нуждам соседей, средний класс в тюрьмы и казармы. Тоталитаризм – понимаете? Открытое общество ему сопротивляется. А Ленин – немецкий шпион, ему деньги дали, он революцию взбунтовал и отечество порушил. То есть покусился на иерархию. И никакого братания русских и немецких солдат на фронтах Первой мировой не было, между русским и немцем ничего общего быть не может. Как это – рабочий унижен непосильным трудом? Главный труженик – капиталист, об этом, кстати, сам Форд (или кто-то ещё из держателей вещественного капитала) заявил, а Гитлер потом согласился. Ещё бы ему не согласиться: указ Рузвельта от 13 декабря 1941 года разрешал сделки с компаниями, находящимися пол контролем нацистов.
Отдельное спасибо Кантору за Хайдеггера. Тот ещё мошенник, а не философ. Особенно смешно было читать главу, где три премудрые бабуси объясняют весь этот Dasein, плавно перетекающий в бесконечный дисгармоничный буржуазный дизайн, простаку Щербатову. У автора-то в книге другой мыслитель, которого мы уже представляли – Соломон Рихтер. «Я хочу, чтобы ты знал, Фридрих, во мне нет злобы к тебе. Только жалость», – пишет он своему предателю из тюрьмы (да-да, тому самому другу из ранних глав). А через несколько строк: «Быть равным другому – это очень опасно. Хочу видеть перед собой красный свет опасности и идти на красный свет». Что ж, так может не всякий. Большинство пока просит объяснить компанию «рукопожатных» попперов, почему не может быть равенства. А те уже образовали подходящую администрацию для своего «глобального проекта» и выпустили её на переговоры с потребителем. Переговоры примерно такие:
« — Но скажите, а почему вместо равенства предлагают убийство и неравенство? Нет, мы понимаем, что равенство еще не завезли... но убийство мы вообще не заказывали...
— Видите ли, данный вид разумного насилия применен нашей администрацией в качестве защиты от внедрения обманного продукта равенства. Есть прецеденты, когда так называемое равенство распространялось и от него происходило зло. Было решено принять встречные меры.
— Теперь понятно. Значит, вы нас убиваете, чтобы другие не обманывали.
— Именно так.
— Большое вам спасибо».
Комментариев пока нет.
